— Я читала судьбу Ласточки и всех близких ей.
— Где же ты читала это? — продолжала я.
— Вот здесь, — указала она на чашку с водой.
Я с любопытством взглянула в чашку и увидела на дне белый песок, поверх которого лежало пять кружков зеркального стекла разной величины, но правильной круглой формы, как монеты. Самый большой кружок находился посредине остальных, расположенных вокруг него крестообразно.
— Вот это Ласточка, — объяснила Сигамба, указывая на большой кружок, — наверху — ее будущий муж, направо — отец, налево — мать, а внизу — Сигамба. Кружки эти от большого стекла, которое показывает лица людей. Мне дала его Ласточка, а я расколола его на пять частей и сделала их круглыми, потому что природа любит все круглое. Видите, они расположены в чаше так, как вот те звезды на небе.
Меня пробирала дрожь при виде этого колдовства, но я скрыла свой страх и сказала с деланным смехом:
— Что за глупая игра у тебя, Сигамба!
— Это совсем не игра, и тот, у кого двойное зрение, может многое увидеть в этой чаше, — совершенно спокойно, без малейшей обиды в голосе проговорила Сигамба. — У вас нет такого зрения, и вы не можете ничего увидеть, а баас может. Позовите бааса. Он посмотрит и расскажет все, что увидит, потому что одной мне вы не поверите.
Мне стало очень досадно, что Ян, которого я, не в обиду будет ему сказано, считала гораздо глупее себя (хотя это вовсе не мешало мне уважать и любить его), может видеть то, чего не могу я, но я все-таки пошла и привела его.
Пока я рассказывала ему, в чем дело, знахарка сидела не шевелясь, подперев рукой подбородок и не сводя своих блестящих глаз с лица моего мужа. Казалось, в ее взгляде было что-то такое, что невольно подчиняло Яна ее влиянию.
— Ну, показывай свои штуки, чернушка, — полунасмешливо проговорил Ян, выслушав мои объяснения.
— А вот взгляните туда, отец Ласточки, — отвечала Сигамба, указывая на чашку.
Ян опустился на колени и заглянул в чашу.
— Я вижу, — начал он точно чужим голосом, пристально смотря в воду и медленно выпуская слово за словом, — Сузи… себя… жену… Ральфа… и… тебя, Сигамба… А теперь вот… все… слилось в… темный цвет, и я… да, я больше ничего не могу различить.
— Смотрите пристальнее! — приказала повелительным голосом Сигамба, так и впиваясь своими странными глазами в лицо Яна.
Муж снова взглянул в воду и опять начал вытягивать из себя слова:
— Теперь… я… вижу… тень… густую… темную тень… Она похожа на… да, на голову… Черного Пита, вырезанную из… черной… бумаги… Из-за этой… тени я ничего… не… вижу… Ах, вот она делается… все меньше… меньше… меньше… теперь она закрывает… да, только тебя, Сигамба… Ты просвечиваешь сквозь тень вся… красная… точно в… крови… А теперь… Ну, теперь все пропало!… Я ничего больше не вижу.
С этими словами он поднялся на ноги; лицо его было бледно как смерть, и сам он весь дрожал. Доставая из кармана свой шелковый платок, чтобы обтереть с лица пот, он с ужасом прошептал:
— О Господи, да ведь это настоящее чародейство!… Прости мне мое прегрешение!
Я снова нагнулась над чашей, но по-прежнему ровно ничего не заметила, кроме воды и зеркальных кружков, в которых отражались только лунный свет да мое лицо. Из этого я заключила, что Ян, по своей простоте, видел все, что внушала колдунья, или, вернее, воображал, что видит.
— Что же все это значит, Сигамба? — спросил Ян, растерянно глядя то на чародейку, то на меня.
— Отец Ласточки, что видели ваши глаза, то видели и мои, но только яснее ваших, потому что мое зрение еще острее, — отвечала Сигамба. — Вы спрашиваете — что это значит? Будущее никому не открывается до конца… даже я не могу знать всего. Мне ясно только то, что Ласточке и всем ее близким будет много зла от Черного Пита. Но все кончится тем, что для Ласточки и ее родных настанут опять светлые дни, а я погибну от руки Пита или через него… Как все это случится — я не знаю, но советую вам венчать Ласточку скорее и не на дому, как вы хотите, а в дорне, где она будет жить первое время после свадьбы.
Я не поверила ни одному слову из того, что говорила колдунья, и очень разозлилась, что она так дурачила бедного Яна и заставила его задуматься о том, что он видел и слышал от нее. Только потом я осознала, как она была права. Но тогда, повторяю, ее предсказания казались мне ни больше ни меньше как пустой болтовней, на которую не стоило обращать внимания. По моему совету Ян письменно пригласил из ближайшего города пастора, который должен был венчать наших детей у нас на дому и находился уже давно в пути. Неужели из-за глупой болтовни этой полусумасшедшей девки мы должны послать встретить его и воротить назад. Вообще я терпеть не могла, когда в мои распоряжения вмешивались даже муж и дети, а тут еще лезла со своим советом какая-то полоумная дикарка, живущая у нас из милости!
Видя, что муж сильно задумался над предсказаниями и советом Сигамбы, я прикрикнула на нее, чтобы она не вмешивалась не в свои дела, и, схватив Яна за руку, потащила его домой.
Сигамба что-то хотела мне сказать, но я сделала вид, что не заметила этого, и ускорила шаги. Однако, пройдя несколько шагов, я не утерпела и оглянулась назад: Сигамба стояла на прежнем месте и, подняв руки к небу, тихо плакала.
Наконец наступил и день свадьбы. Пастор прибыл накануне, и все давно уже было готово.
Покончив с распоряжениями по дому, я вышла на двор взглянуть, все ли там было в порядке, как вдруг прямо над моей головой раздался пронзительный крик ястреба. Я с испугом подняла глаза вверх и увидела, как ястреб, выхватив из гнезда, находившегося под крышей нашего дома, одну из сидевших там красногрудых ласточек, сейчас же поднялся с ней к облакам. Другая ласточка с громким жалобным криком полетела вслед за похитителем.