— Сузи, Сузи! Только и слышишь от тебя, Ральф, о Сузи. Значит, я и отец уж ровно ничего теперь не значим для тебя? — воскликнула я, тоже начиная волноваться.
— Раньше и вы были для меня одинаково дороги, но теперь вы меня гоните, значит, мне остается только…
— Погоди! — перебила я Ральфа. — Я хотела сначала узнать ваши мысли, прежде чем высказать свои. Теперь я узнала, что мне нужно, и прошу выслушать мое мнение. Ты, Ян, — извини меня, — очень глуп, если воображаешь, что для мужчин нет ничего дороже титулов и богатства, и ради этого отталкиваешь от себя Ральфа, который в этом нисколько не нуждается и сам лично не желает уходить из нашего дома… А ты, Ральф, еще глупее, если думаешь, что твой воспитатель, Ян Ботмар, гонит тебя по своей охоте, тогда как он делает это только из-за того, что желает тебе добра и не жалеет даже своего собственного сердца… Ты же, Сузи, и совсем дурочка, потому что, ничего еще не видя, кидаешься на всех, как кошка, у которой хотят отнять ее первых котят… Впрочем, это неудивительно: влюбленные девочки все такие!… Теперь я спрошу тебя, Ян: действительно ли ты желаешь отдать Ральфа тем шотландцам, о которых ты говорил и не хочешь, чтобы он по-прежнему оставался у нас и сделался мужем Сузи?
— Господи! — с отчаянием вскричал Ян. — Как ты можешь спрашивать меня об этом, жена? Разве ты не знаешь, что потерять Ральфа для меня то же самое, что лишиться правой руки?… Я хотел бы, чтобы он навсегда остался с нами и взял бы все, что у нас есть, не исключая и Сузи. Но как это сделать — я не придумаю.
— Очень просто: Ральф останется с нами и женится на Сузи, и их счастье будет нашим счастьем.
— А как же нам быть с шотландцами, которые приедут за ним? — спросил Ян, начиная сдаваться.
— Предоставь мне видеться с ними, а ты и Ральф отправляйтесь завтра со скотом на зимнюю стоянку.
— Хорошо, — весело сказал Ян, — я согласен. Ты это отлично придумала, жена. Богу известно, как трудно было бы мне расстаться с Ральфом; я думаю, труднее, чем самой Сузи, потому что у молодых людей горе проходит, а старых оно сводит в могилу… Ну, дети, подойдите ко мне, я благословлю вас.
Да благословит вас Господь Бог, как благословляю я… Вы оба одинаково мне милы и дороги… Пошли вам Господь долгую, безмятежную и счастливую жизнь!
После этих слов он крепко обнял и поцеловал счастливую парочку.
Я плакала от умиления и потом, в свою очередь, благословила дорогих детей.
Через три дня после того как Ян и Ральф отправились со скотом на зимнее пастбище, прибыли шотландцы в сопровождении переводчика и нескольких кафров в качестве проводников. По первому взгляду я догадалась, кто из прибывших лорд, а кто — законовед. Один из них был высокий красивый мужчина с благородным лицом, очень похожим на лицо Ральфа, а другой — противный, приземистый, рыжий, с громадными очками на носу и весь в веснушках. Первый действительно оказался лордом, а второй — адвокатом.
Я вежливо пригласила их в нашу лучшую комнату, приказала подать закуску и велела Сузи сварить кофе.
Лорд и законовед долго шаркали перед нами ногами по полу и несли что-то на своем отвратительном языке, который я, благодарение Богу, до сих пор не понимаю. Сузи понимала их, но как умная девочка не показывала вида. Переводчик пересказывал нам все, что говорили англичане, а им — что говорили мы.
Гости объявили, что приехали по очень важному делу, но я ответила, что у нас, у буров, не принято говорить о делах, пока мы не выполним долга гостеприимства.
Лорд все время не сводил глаз с Сузи, поднял платок, который она уронила, и вообще любезничал с ней так, точно она была какой-нибудь леди. А что касается законоведа (право, я готова была разорвать его на куски — до того он был мне противен), то он все ерзал в кресле и, точно кошка, обнюхивал воздух, кидая на меня самые ядовитые взгляды. Должно быть, он смекнул, что я его враг и что ему не сладить со мной, несмотря на все его крючкотворство. Я сидела совершенно спокойная внешне, хотя в душе у меня кипела буря. Во время закуски и кофе я заметила, что лорд ест и пьет точь-в-точь как Ральф. Это еще больше утвердило мою уверенность, что они близкие родственники.
Когда было убрано со стола, я велела Сузи идти спать (было уже довольно поздно). Она исполнила это очень неохотно, так как знала, зачем приехали гости, и желала бы участвовать в нашей беседе.
После ее ухода я села так, чтобы свечи освещали не мое лицо, а лица гостей; это необходимая предосторожность для людей, собравшихся лгать и вместе с тем читать на лицах тех, кому они будут лгать, какое на них производит впечатление вранье.
— Теперь я к вашим услугам, господа, — сказала я, когда мы уселись.
Разговор, конечно, велся через переводчика.
— Вы госпожа Ботмар? — спросил законовед.
Я молча поклонилась.
— А где ваш муж, Ян Ботмар?
— Где-нибудь в поле, но где именно — не знаю.
— Когда же он вернется?
— Месяца через два, а то и через три.
Законовед, потолковав на своем языке с лордом, продолжал:
— Не живет ли у вас в доме молодой англичанин по имени Ральф Макензи?
— У нас живет Ральф Кензи, а не Макензи.
— А где он?
— С мужем в поле.
— Вы можете послать отыскать его?
— Нет, поле слишком велико. Если вы желаете видеть его, то вам придется подождать, пока он сам возвратится.
— А когда он вернется?
— Я уже сказала, что месяца через два или три.
Гости опять принялись совещаться на противном английском языке, затем последовал новый вопрос рыжего очконосца: