Собрание сочинений в 10 томах. Том 9 - Страница 13

Однако Чака все еще стоит с поднятой рукой. Он зорко оглядывает и север, и юг. Смотри! Копья блестят среди листвы деревьев.

Передние ряды нашего войска сошлись с крайними отрядами неприятельского. Они убивают, и их убивают, но воины Звиде многочисленны и храбры! Мы начинаем терять слишком много воинов.

Тогда Чака опять говорит одно слово. Военачальники слышат его, воины вытягивают шеи, чтобы лучше услышать.

Наконец раздается:

— Вперед, дети племени зулусов!

Слышен рев, топот ног, копья сверкают, перья развеваются, и подобно реке, выступающей из берегов, или тучам перед бурей, мы обрушиваемся без разбора на друзей и врагов. Они спешно строятся, готовясь встретить нас. Но поток уже пролетел, раненые приподнимаются и подбадривают нас. Мы топчем всех на своем пути. Что нам до них? Они не могут больше биться. Навстречу нам стремится Звиде, мы сталкиваемся, подобно двум стадам разъяренных быков.

Оу, отец мой! Больше я ничего не помню. Все окрасилось в багровый цвет. О, эта битва! Эта битва!

Мы отбросили их, но когда нам удалось одолеть врага, ничего не было видно: откос холма, казалось, пылал и чернел. Немногие спаслись бегством, да почти некому было и бежать. Мы пронеслись над ними, как огонь, и уничтожили их. Наконец мы остановились, ища взором врага. Все были мертвы.

Войска Звиде больше не существовало. Началась перекличка.

Десять полков видели восход солнца, и лишь три увидели его закат: остальные были там, где солнце уже не светит.

Таковы бывали битвы во времена короля Чаки!

Ты спрашиваешь, что сталось с отрядом, обратившимся в бегство? Я сейчас скажу тебе, отец мой!

Когда мы вернулись в наш крааль, Чака призвал этот полк и сделал ему перекличку. Он говорил с ними ласково, благодарил за службу, прибавив, что находит естественным, что «девушкам» делается страшно при виде крови и что они бегут назад в свои краали. Тем не менее он приказал им не возвращаться, а они все же вернулись!

Что же ему делать?

С этими словами Чака закрыл лицо руками. Тогда воины убили их всех, около двух тысяч человек, убили, осыпая насмешками и упреками!

Вот как поступали в те времена с трусами, отец мой. После такого примера против одного зулуса вступало в борьбу не менее пяти воинов всякого другого племени! Если бы даже десять человек вышли на него, то и тогда он не обратился бы в бегство. «Бейтесь и падайте — но не бегите» — таков был наш девиз.

Никогда больше при жизни короля Чаки побежденный полк не переступал врат королевского крааля. Эта битва была лишь одной из многих.

С каждым новолунием свежее войско отправлялось обмывать свои ассегаи в крови.

Возвращались лишь немногие, но всегда с победой и бесчисленным множеством захваченного скота. Избежавшие ассегая составляли новые отряды, и хотя ежемесячно умирали тысячи, но войско короля Чаки все-таки росло числом.

Вскоре Чака остался единственным вождем в стране. Мшика, вождь пепета пал, а за ним и Мпангазита, вождь хлуби, Мзиликази отогнали далеко к северу, Мативаана, вождя нгваанов, совершенно уничтожили. Тогда мы ринулись в эту сторону — в Наталь.

Когда мы появились здесь, нельзя было счесть народа, когда же мы ушли, кое-где можно было встретить человека, прячущегося в пещере — вот и все!

Мужчин, женщин, детей — всех стерли с лица земли, никого не осталось в стране. Затем настал черед Факу — вождя пондо.

Ах, где-то теперь Факу?

И так шло дальше и дальше, и под конец сами зулусы устали воевать, самые острые ассегаи затупились.

VI. Рождение Умслопогаса

Чака не имел живых детей, несмотря на то что у него было много жен. Таково было правило его жизни. Каждого ребенка, рождавшегося от одной из его «сестер», немедленно убивали, так как Чака опасался, чтобы его сын не сверг его и не лишил власти и жизни.

Вскоре после рассказанных событий сестре моей Балеке, жене короля, пришло время родить, и в тот же день жена моя Макрофа разрешилась близнецами. Это случилось через восемь дней после того, как Ананди, моя вторая жена, родила сына, которого было решено назвать Мусой.

Когда король узнал о состоянии Балеки, он не приказал тотчас же умертвить ее, потому что по-своему немного любил ее. Он послал за мной и приказал мне быть при ней, а когда ребенок родится, принести показать его труп, согласно обычаю, по которому он лично должен был убедиться в его смерти.

Я склонился перед ним до земли и с тяжелым сердцем пошел исполнять его приказание.

Но приходилось покориться, зная непреклонность Чаки, не допускавшего неповиновения.

Я отправился в Эм-Тандени, местопребывание королевских жен, и объявил приказание короля стоявшей у входа страже. Воины подняли свои копья и пропустили меня, я вошел в хижину Балеки. В ней находились и другие королевские жены, но при виде меня женщины встали и ушли; закон не позволял им оставаться в моем присутствии. Таким образом я остался наедине с сестрой. Несколько минут Балека лежала молча, по волнению ее груди я заметил, однако, что она плачет.

— Потерпи, милая! — сказал я наконец. — Скоро страдания твои кончатся!

— О нет, — ответила она, поднимая голову, — только начнутся. О, жестокий человек! Я знаю, зачем ты пришел: умертвить моего будущего младенца!

— Ты знаешь сама — такова воля короля!

— А! Воля короля! А что мне до воли короля? Разве я сама не имею голоса в этом?

— Да ведь это ребенок короля!

— Это ребенок короля — правда, но разве он также и не мой ребенок? Неужели мое дитя должно быть оторвано от моей груди и задушено, и кем же? Тобою, Мбопа! Не я ли бежала с тобой, спасая тебя от злобы нашего народа и мести отца? Знаешь ли ты, что два месяца тому назад король разгневался на тебя, когда заболел, и наверняка умертвил бы тебя, если бы я не заступилась и не напомнила о его клятве? И вот как ты отплачиваешь мне! Ты приходишь убить мое дитя, моего первенца!