А прадедушка (бедный старик уже впал в детство!) принял блестящего офицера прямо за своего приемного сына Ральфа и все время обнимал и целовал его, радуясь его возвращению. Он не мог даже сообразить, что его Ральфу теперь было бы лет под семьдесят, а мой Ральф был лет тридцати. Это происходило оттого, что все Глентирки, как я уже сказала, необычайно похожи друг на друга.
Когда все объяснилось, прабабушка сначала страшно рассердилась на меня за то, что я все скрыла от нее и даже не подавала вида, когда она мне диктовала, что знаю больше нее. В конце концов она, однако, простила меня и даже стала относиться с любовью к моему Ральфу, так напоминавшему ее любимого приемного сына и мужа ее незабвенной дочери, Белой Ласточки.
Наша с Ральфом свадьба была отпразднована в Дурбане, в присутствии прабабушки и прадедушки. Последний был абсолютно уверен, что это свадьба его дочери с Ральфом Кензи, произведенным в офицеры за победы над войсками ван Воорена (по мнению старика, и у того было войско), Мзиликази, Дингаана и Кетчвайо.
Через полгода после свадьбы я уехала с мужем в Шотландию, а еще через полгода было получено от прабабушки письмо. Она писала, что муж ее умер и она хоть и не больна, но тоже умрет, как только отправит это письмо, потому что без мужа, с которым прожила около восьмидесяти лет (когда он умер, ему было сто с лишним лет, да и ей немногим меньше), она не может жить ни одного дня. Действительно, вслед за тем мы получили с ее фермы, которую она оставила мне в наследство, известие, что прабабушка тихо скончалась на другой же день после того, как отправила нам свое последнее письмо.
Так окончилась жизнь родителей Ласточки, намного ее переживших и столько испытавших.
Быть может, читателям будет небезынтересно узнать, что автор предлагаемого повествования считает его фабулу основанной на фактах, имевших место в действительности.
Лет двадцать пять или тридцать тому назад нам пришлось слышать об одном бродячем торговце, посетившем земли, лежащие за Келимане, туземные обитатели которых рассказывали ему о легендарных сокровищах, зарытых там приблизительно в шестнадцатом веке португальскими путешественниками, впоследствии убитыми. Предприимчивый торговец сделал попытку обнаружить клад при помощи гипнотизера. Согласно этому рассказу, ребенок, игравший роль медиума в гипнотическом эксперименте, находясь в состоянии транса, подробно описал мучения и смерть несчастных португальцев, мужчин и женщин, двое из которых нырнули с вершины большой каменной глыбы в Замбези. Хотя этот ребенок знал только английский язык, он, как уверяли рассказчики, повторил по-португальски все те молитвы, которые злополучные европейцы обращали ввысь, и пропел все те гимны, которые они пели. Мало того, он описал, как зарывали клад, а также его местонахождение столь подробно, что торговец и гипнотизер получили полную возможность немедленно приступить к отысканию клада. Однако результаты оказались плачевными: река размыла яму, где находились сокровища, и унесла их. На месте осталось всего несколько золотых монет, в том числе венецианский дукат времен дожа Алоиза Мочениго. После этого мальчик, будучи загипнотизирован вновь (всего он подвергался этой процедуре восемь раз), обнаружил то место, где мешки лежат и доныне, но, прежде чем бледнолицый мог возобновить свои раскопки, нагрянули туземцы, и компания, едва не поплатившись жизнью, была вынуждена удирать во все лопатки за пределы этих земель.
Необходимо добавить, что вождь племени, правивший этими землями тогда, когда разыгралась португальская трагедия, объявил клад священным, прибавив, что в случае посягательства на него стране грозят неисчислимые несчастья.
Благодаря этому на протяжении ряда поколений клад оставался нетронутым, пока потомки вождя не были по причине войны отброшены от реки. От нескольких их представителей торговец и услышал вышеприведенное сказание.
Чудная, чудная была эта ночь! Воздух не колыхался; черные клубы дыма из труб почтового парохода «Занзибар» низко стлались над поверхностью моря, точно широкие плавающие страусовые перья, которые одно за другим исчезали при свете звезд. Бенита Беатриса Клиффорд (это было полное имя молодой девушки, названной первым именем в честь своей матери, а вторым — в честь единственной сестры своего отца) стояла, лениво опершись на перила, и мысленно говорила себе, что по такому морю всякий ребенок, умеющий хоть немного грести, мог бы пуститься в челноке и благополучно доплыть до берега.
Но вот высокий молодой человек лет тридцати, куривший сигару, подошел к ней. Она немного подвинулась, желая дать ему место возле себя, и в этом движении было нечто, что могло бы дать постороннему наблюдателю, находись здесь таковой, основание заключить, что отношения между ними были дружескими или еще более близкими. С секунду он колебался, и выражение сомнения, даже печали показалось на его лице; словно он считал, что многое зависело от того, примет ли он это безмолвное приглашение или откажется от него, и не знал, как поступить.