Наступило глубокое молчание. Яну после долгих усилий удалось наконец закурить свою трубку, и он начал дымить, точно современный паровоз. Ральф, обхватив обеими руками голову, сидел, как истукан, и, видимо, думал глубокую думу. Я тихо плакала, по временам бросая взгляды на обоих мужчин и желая утешить их, но положительно не знала, что сказать, так как не меньше их сходила с ума. Я видела, что Ян только храбрится, а на самом деле не ждет ничего хорошего… Хотя я тоже была уверена, что Сигамба едва ли так выдаст Сузи, но вместе с тем понимала, что в настоящем ужасном положении у нее нет другого выхода.
Вдруг Ральф встрепенулся, поднял голову и позвал Гаашу, который, не любя сидеть сложа руки, уже возился около одного фургона и что-то исправлял в нем.
— Иду, баас! — откликнулся своим звонким голосом дикарь, подходя с куском дерева в одной руке и с топором в другой. — Что прикажешь?
— Можешь ты провести меня к горе Большой Руки так, чтобы меня никто не заметил?
Гааша подумал немного и проговорил:
— Могу, баас, только длинным обходом через соседние горы.
— А сколько понадобится времени на этот обход?
— Придется идти целую ночь, баас.
— Отлично. Значит, если мы выйдем отсюда, когда сядет солнце, то поспеем туда как раз к восходу… Матушка, — обратился Ральф ко мне, — приготовь нам на всякий случай еды и фляжку апельсиновой настойки; может быть, Сузи и Сигамба нуждаются…
— Ральф, да неужели ты и в самом деле пойдешь туда! — вскричала я, в ужасе всплеснув руками. — Подумай, что ты хочешь предпринять: Сузи ты все равно не спасешь, а сам наверняка погибнешь, и мы лишимся нашего последнего утешения… И потом, имей в виду, что если Господь судил Сузи спастись и этот раз, как спасал ее до сих пор, то это произойдет и без твоей помощи.
— Нет, я думаю, именно теперь и нужна моя помощь, — отчеканил Ральф. — Недаром же видел я во сне гору Большой Руки; это было мне указанием, что я должен найти Сузи там, точно так же, как и ей, маленькой, снилось, что она видит меня в ущелье, в котором она и нашла меня наяву, послушавшись своего сна… Вообще, матушка, вы знаете, если я раз что-то решил, то никто не отговорит меня от этого.
То же самое говорила в тот день, может быть даже в тот же час, и Сигамба нашей дочери.
— Я тоже иду с тобой, Ральф, — заявил Ян, вставая. — Приготовь мне, жена…
— Нет, отец, ты не пойдешь!… — резко сказал Ральф.
— Это почему? — удивился мой муж.
— Потому что ты нужнее здесь, чем там. В том месте будет дело только для одного меня, а здесь каждую минуту может произойти новое нападение со стороны дикарей, и такому прекрасному стрелку, как ты, не следует отходить отсюда ни на шаг… Во всяком случае, я тебя не возьму с собой, так ты и знай!
Вечером он отправился с Гаашей. Шли они все время по горам. Им приходилось взбираться на такие кручи, переправляться через такие расщелины и пропасти, и притом ночью, при неверном освещении луны, что только особенной милости Провидения может быть приписан их благополучный переход через горы, на каждом шагу угрожавшие им смертью.
Наконец они добрались до горы Упомондвана со стороны, противоположной той, на которой находились осаждающие. Гааша провел Ральфа в небольшую пещеру сбоку, откуда им можно было наблюдать за всеми передвижениями зулусов.
Они знали, что при первых лучах солнца Сузи будет сидеть на самой вершине горы, где Черный Пит и возьмет ее как награду за снятие осады и освобождение прохода к воде; войско же пока должно оставаться вблизи, на случай, если бы Сигамба и Сузи захотели обмануть Пита. В последнем случае все племя было бы перерезано.
Ральф с лихорадочностью и нетерпением стал ожидать того момента, когда народ хлынет сверху к реке, а Пит поднимется на опустевшую гору за своей добычей, которая, по мнению этого негодяя, наконец-то была в его власти и теперь уже не могла ускользнуть от него.
Момент этот наступил. Стремившийся с горы народ думал лишь о так давно желаемой воде и не обращал ни малейшего внимания на то, что делалось вокруг него. Поэтому никто и не мог предупредить ван Воорена, что вслед за ним крадется вверх по горе человек, очевидно со злым намерением против него, потому что держит наготове в одной руке копье, а в другой — пистолет.
Сердце Ральфа замерло от наплыва разнородных чувств, когда он сзади увидел белую фигуру той, которую принимал за свою жену. Он и радовался, что она была так близко от него, хотя и не подозревает этого, и вместе с тем боялся, как бы она при виде своего врага не вздумала броситься в бездну, зиявшую под ее ногами; крикнуть же ей, что он тут, возле нее, он, конечно, не мог, чтобы не расстроить своего плана. Никогда он так горячо не молился, как в эту страшную минуту, которая должна была решить его судьбу: сделать его самым счастливым или самым несчастным человеком в мире.
С первых же слов Сигамбы, сказанных ею Питу, наш зять понял по ее тону, что она обманула его и что женщина, сидящая в «кресле», вовсе не Сузи, которая, наверно, спрятана где-нибудь.
К глубокому огорчению Ральфа, он не мог предупредить самоубийство этой маленькой ростом, но великой сердцем и умом женщины.
В то время как Пит ван Воорен с воплем ярости хотел сбросить вниз труп, которым его ввели в заблуждение, Ральф столкнул его самого туда и, сбросив ему вдогонку труп, крикнул:
— Вот тебе, Пит ван Воорен, и награда за все твои злодеяния! Возьми ее с собой на тот свет вместе с сознанием, что ты погиб от руки Ральфа Кензи, отомстившего наконец за свою жену!
После этого наш зять по совету Гааши сейчас же скрылся в пещере, так что зулусы, ошеломленные этой страшной сценой, не заметили, куда он девался, и приняли его за сверхъестественное существо.